Эссе «Ренессансные структуры повседневности: свет и тени протеизма»
Структуры повседневности — преданная тень Ренессанса при любом освещении. Неповторимые черты Возрождения как эпохи — скрепы истории очерчивают контур этой тени; незаполненное внутреннее пространство формируется по образу и подобию многоликого Ренессанса, в то же время проявляя капризную индивидуальность.
Исследователь может попытаться загнать Возрождение в ловушку строгой определенности, направив Микроскоп Знания на повседневную жизнь, разбирая ее на составляющие, выявляя ее устройство и функционирование.
Но Ренессанс снова и снова просачивается сквозь пальцы сжимающе— усекающей руки, спасая от разоблачения свою сущность Протея и ее отражение в тенях эпохи.
Когда человек попадает под «перекрестный обстрел» фонарей, его тень дробится на множество теней, каждая из которых повторяет одного и того же «хозяина», являясь в то же время немного видоизмененным и смещенным его отражением.
Структуры повседневности разворачиваются, подобно японскому вееру, целым каскадом теней — смыслов. Праздники и обычаи, еда и напитки, костюмы и интерьеры — порознь они высвечивают лишь небольшие части целого и только вместе образуют вселенную структур повседневности.
Подобно Ренессансу, повседневная жизнь щеголяет загадками, как кокетка нарядами, щедро использует сурьму и белила противоречий и разнообразий.
Что явлено в структурах повседневности: языческое или христианское, секуляризованное или религиозное, рациональное или мистическое, консервативное или стремящееся к новизне?
Чтобы познать океан, человек погружается в его глубины; для решения китайской головоломки структур повседневности нужно исчерпать их до дна, сопрягая явленную форму с ускользающим смыслом.
Так убранство стола безотчетно переносится на полотно «Тайной вечери». Христианские персонажи сидят за обычным для Ренессанса столом с полным отсутствием вилок, ложек и индивидуальных тарелок, причем последние заменяются ломтями хлеба. Святое действо выражается через привычные предметы, принимает понятную для ренессансного человека форму.
Едва отдохнувшего с дороги пришельца — кофе — встретили недовольным ропотом: католикам не подобает пить турецкий напиток! И эти же верные служанки католической церкви, придворные дамы, с удобством располагаются на подушках, поджав ноги на мусульманский манер.
Полезное и красивое изобретение — камин — стало желанным гостем и важнейшим декоративным элементом в интерьерах богатых домов. На украшение каминов не жалели ни времени, ни средств. Фрески, лепнина, барельефы — всего было вдоволь. В конце XV в, вытяжной колпак одного из каминов в Брюгге украсило «Благовещенье» художника школы Жерара Давида. Религиозная тема послужила украшением отопительного сооружения, утратив себестоимость.
Чай впервые обратился за правами гражданства к Амстердаму в 1610 г., но был удостоен этой чести лишь в 20 — 30 гг. XVIII в.. Старые традиции держались до последнего, и лишь основательно помучив новое, не спеша сдали свои позиции.
Резвушка — мода не давала обществу покоя. В середине XIV века, вооружившись ножницами свежих идей, она отхватила порядочный кусок мужской одежды, которая до этого времени была длиной до колен. Женщины тоже не остались без внимания: корсаж платья стал облегающим, а глубокое декольте нарушило глухую поверхность наряда. Пышный итальянский костюм с золотом, серебром, парчой, атласом, бархатом, широкими рукавами стал символом расцвета Ренессанса и только к XVI в. сменился черным суконным испанским костюмом.
Но в XVII в. восторжествует «французский» наряд с яркими красками и свободным покроем. Капризы моды заставляют даже консерваторов бежать за новым, подстраиваясь под его шаг.
Структуры повседневности, как опытный садовник, прививают одну сторону оппозиции к другой, ничего не изменяя и не усекая. Повседневность Возрождения явилось такой, какой ее хотел видеть ренессансный человек, человек — творение неопределенного образа, человек — Протей, сопрягающий «все» и «ничто», обладатель уникального бездоминантного сознания, ищущий свое место в непрерывном карнавале жизни.
Маскарад — причудливая толпа, где под маской выступает сама таинственность, где разнообразия смешались, как в изысканном салате, приправленном острым соусом противоречий между маской и лицом, внешностью и сутью.
Человек мягко увлекается в карнавальную стихию. Все очень просто — надень на уродливое лицо маску красавицы, или наоборот, на красивое — маску чудовища, и ты растворишься в толпе, станешь ее частью, в теснейшем и благоприятном симбиозе забыв о действительности. Но при этом ты останешься самим собой; став песчинкой золотого тела карнавала, будешь его индивидуальной личиной, отстаивающей свое магическое всемогущество.
В костре сознания то тут, то там вспыхивают голубоватые искорки магии. Даже кадка с водой становится окном в будущее, позволяя Нострадамусу умыться грядущим.
Провидение направляет руку богоподобного Творца и закрывает концы лежней и балок, до конца XVI в., выступавших наружу, потолками, расписанными фресками на сюжеты античных мифов. Все эти божества, нимфы, герои не теряют своей привлекательности столетиями; неважно, что мир давно вышел из античной колыбели, он все равно бережно хранит, подновляет, а иногда и играет в старые игрушки.
Научное сознание тоже внесло свою лепту в кропотливый труд Арахны — создание причудливой ткани структур повседневности. Оспа, чума, дифтерит, «колючка» были вечными спутниками ренессансного человечества.
С ними боролись мудрыми лекарствами и каленым железом. Врачи искали и использовали самые разные средства. Маг, обернувшийся ученым, Мишель Нострадамус побеждает чуму в южно-французском городке (вспомним Фрезера, который назвал магию незаконнорожденной сестрой науки).
Научная форма сознания пытается вытянуть индивидуальность из бесконечного коллективного маскарада. Но религиозность римским стражником стоит на часах. Ровно, извечно горят и не сгорают в пламени сознания поленья веры. Крещение, божественная литургия, таинство святой евхаристии, поминальная месса не выпускают религиозного человека из своего привычного круга, в то же время позволяя ему заключать сделки с богом через покупку и продажу индульгенций.
Все формы сознания хлынули в обыденное и ненароком столкнулись и смешались у дверей. Такой сплав стал посредником между ценностями ренессансного человека и их отражением в реальной, повседневной жизни.
Идеал красоты выплеснулся на гобелены, фрески, воплотился в скульптуре, приняв форму прекрасных персонажей античности и христианства. Тоска по славе, доблести героев Гомера гнала мореплавателей все дальше и дальше от родных берегов, от привычного, спокойного существования к полному неожиданностей и новых ощущений царству Случая и Загадки. Как земляной, так и инкрустированный редкими породами дерева и камня, пол менялся на валкую палубу; зелень двора или сада — на бескрайнюю морскую бирюзу; теплые лучи ласкового, солнца — на беспощадно жалящие стрелы светила тропических стран; свежее мясо — на солонину; хлеб — на сухари; вино — на плохую воду.
Цель оправдывала средства! Свет победы пробивался сквозь все неудачи и трудности, согревая и обнадеживая ищущих. Но и те, кто не решался покинуть родной очаг, не были обделены обществом славы: она обитала совсем рядом, в молчаливых латах и оружии, украшавших богатые покои, она смотрела со страниц рыцарских романов, которые, однако, не были единственным средством проведения досуга. Со сверхъестественной жаждой знания читались научные трактаты, сочинения по астрономии, географии, медицине, истории. Здесь смешано все, что только можно смешать.
Так возлюбленная Ренессансом логика varieta полностью проявилась в структурах повседневности. Это чистейшее зеркало ничуть не исказило облик эпохи. Возрождение, бросив взгляд на свое отражение, осталось довольно собой и, уходя, даже не обернулось, зная наверняка, что любимая и верная собачка — тень повседневной жизни непременно последует за ним, куда бы оно ни направилось.
9 класс, 1996 г.
Конкурсная работа, получившая I премию на городском конкурсе «Магистр-96».
